Когда князья встали с ковра, князь Василько был черный от думы и заботы. Хмурый, он вышел на крыльцо. Его поджидал старый певец Гремислав.

– Добром мы не кончим, — сказал Василько. — Не так надо воевать. Не богатства татарского надо искать, а так разметать врагов, чтобы больше не пошевелились. А идти вразброд, когда каждый воротит лицо от другого, — это своей волей накликать на себя беду.

Наступил теплый вечер. Над княжьими палатками сияли светлые звезды. Во дворе стояли длинные дубовые столы, приготовленные для обеда. Когда все гости расселись на дубовых скамьях и затихли, пробуя княжеские пироги и жареных лебедей, а отроки с пылающими факелами стали вокруг столов, все ясно увидели в красном дрожащем огне старого певца Гремислава, сидевшего на верхней ступеньке княжеского крыльца. Нежно зазвенели переборами звонкие гусли, а старый певец, подняв к небу красные впадины глаз, запел слегка надтреснутым голосом любимую бывальщину.

Гремислав пел о смелом походе Игоря Святославича на половцев, о ссорах и раздорах князей, о гибели из-за этого без пользы храбрых русских воинов, о том, как эти ссоры "отворяли врагам ворота на русскую землю"...

Многие слушавшие склонили головы на руки и задумались: не такой ли бедой грозит и сейчас несогласие и взаимная ненависть князей, и не погубят ли эти распри и вражда великое русское дело — защиту родной земли?..

8. ПЛАН СУБУДАЙ-БАГАТУРА

Субудай призвал десять своих тысячников. Джебэ пришел также с десятью. Сидели все в юрте кругом, и старые, и молодые. Слушали, что говорил Джебэ. А Джебэ смотрел поверх голов и точно что-то видел вдали.

– Киев богатый город... — говорил Джебэ. — Дома для молитвы имеют крыши высокие, круглые и покрыты они червонным золотом. Мы обдерем эти золотые крыши и возле шатра Чингиз-хана поставим коня, отлитого из чистого золота, такого же большого, как его белый конь Сэтэр.

– Поднесем Чингиз-хану золотого коня! — воскликнули монголы.

– У урусов много ханов; называются они по-ихнему "конязь". И все эти ханы — "конязи" — между собой грызутся, как собаки из разных кочевий. Поэтому разгромить их будет не трудно. Никто не собрал этих "конязей" в один колчан, и нет у них своего Чингиз-хана.

– Такого другого вождя, как наш великий Чингиз-хан, нигде во всем мире не найдешь!

– Я говорю вам: мы должны налететь на русскую землю быстро, поджечь ее со всех концов и захватить Киев, пока... — и Джебэ остановился.

– Пока что? — спросили тысячники.

– Пока не пришел еще ответ на донесение наше единственному и величайшему.

– Чингиз-хан прикажет ждать его прихода! Чингиз-хан захочет сам войти в Киев! — говорили монголы. — Мы уже брали такие большие города, как Бухара, Самарканд, Гургандж, и нам взять Киев не трудно. Мы должны поскорее взять Киев!

Все косились на Субудая и ждали, что скажет этот хитрый и осторожный "барс с отгрызенной лапой". Он сидел, изогнувшись вбок, и поочередно колючим глазом всматривался в каждого.

– Не так-то легко будет разбить урусов, как думает Джебэ-нойон, — сказал тысячник Гемябек.

– Урусов и кипчаков много — сто тысяч, а нас мало — двадцать тысяч да еще один тумен всяких бродяг; они разлетятся, как стая воробьев, если мы начнем отступать. Опасно нам войти в русские земли, где много, очень много сильного войска. Нам нельзя идти на Киев... Отсюда нам нужно идти обратно, под могучую руку Чингиз-хана...

– А не вспомнишь ли ты, храбрый багатур Гемябек, — сказал Джебэ, — что цзиньцев 156 было еще больше, чем урусов, когда мы вместе с тобой и другими багатурами ворвались в их распаханные равнины за большой китайской стеной?

Субудай задвигался и замахал рукой. Все притихли и наклонились в его сторону.

– Начиная дело, надо вспомнить, как раньше поступал "единственный". И затем надо подумать, что бы он сделал на нашем месте, — медленно говорил Субудай. — Сперва надо перехитрить врага, погладить его по щетинке, чтобы он зажмурился и, раскинув лапы, растянулся на спине... А тогда бросайтесь на него и перегрызайте ему глотку!

Все выпрямились и переглянулись. Теперь стало ясно, что придется делать. Нечего и думать о возвращении назад, под защиту могучей руки великого кагана... Субудай продолжал:

– Урусов много! Они так сильны, что могли бы нас раздавить, как давит нога верблюда спящую на дороге саранчу. Но у них нет порядка! Их "конязи" всегда между собой грызутся. Их войско — это стадо сильных быков, которые бредут по степи в разные стороны... Однако у урусов есть свой Джебэ! Его зовут "багатур Мастисляб"... Говорят, что этот Мастисляб много воевал и до сих пор видел только победы, но у них нет своего Субудай-багатура, чтобы когда Мастисляб зарвется вперед в опасное место, его поддержать и выручить!..

– Мы его поймаем, этого Мастисляба, и отвезем к Чингиз-хану! — воскликнули монголы.

– Я обещаю, — добавил Субудай, — что тот, кто поймает Мастисляба и снимет его золотой шлем, тот сам отвезет его к Чингиз-хану.

Совещание продолжалось долго. Все говорили шепотом, чтобы часовые-нукеры не услыхали решений монгольских полководцев.

На другой день Джебэ выступил на запад со своим туменом всадников, а Субудай с другим туменом остался на берегах реки Калки, для того чтобы подкормить коней и подготовить их к решительной схватке.

9. МОНГОЛЫ НА БЕРЕГАХ ДНЕПРА

Весна была необычайно жаркая. Много дней дули суховеи. Буйно поднявшаяся трава начала вянуть и свертываться. Солнце беспощадно жгло и казалось сверлящим на небе глазом Субудая, подгонявшим всех.

Джебэ-нойон разделил свой тумен на пять частей. С одной частью в две тысячи коней он ускакал вперед к Днепру, а четыре отряда остальных всадников расставил вдоль вьющегося по степи, протоптанного веками шляха.

Несколько татарских сотен поскакали в стороны, в степные просторы, и всюду, где находили кипчакских кочевников со стадами, сгоняли их к шляху.

Джебэ, во главе сотни запыленных нукеров, подъезжал к широкому, сверкающему в лучах солнца Днепру. Черные осмоленные лодки передвигались по синей глади реки.

– Гляди, вот русские ратники! — сказал переводчик.

На бугре около берега стояли русские воины в железных шлемах, с короткими копьями. Закрываясь рукой от солнца, они всматривались в степную даль. Увидев, что приближаются не кипчаки, а всадники иного племени, русские сбежали к реке и в лодках отъехали от берега.

Джебэ в остроконечном стальном шлеме, угрюмый и бронзовый от зноя, сдержал коня над береговым обрывом и узкими неморгающими глазами долго рассматривал холмистую равнину противоположного берега. Там чернел многолюдный лагерь, рядами стояли повозки с поднятыми кверху оглоблями. Паслись табуны разношерстных лошадей. Пешие и конные воины передвигались по равнине, и ярко вспыхивали солнечные искры на металлических частях оружия.

Несколько лодок кружилось близ берега. Гребцы усердно гребли, борясь с течением многоводной реки. С одной лодки, закричали:

– Эй вы, гости незваные! Что вы у нас ищете? Какой нечистый ветер вас принес?

Два бродника, сопровождавшие Джебэ, переводили ему слова, долетавшие с лодок.

– Мы идем не на вас, а на кипчаков! — зычным голосом отвечал бродник. — Кипчаки наши холопы и конюхи. Бейте их, а обозы и скот берите себе. Кипчаки нам много зла сотворили, да и вам они вредят издавна. А мы с вами хотим мира. Войны с вами у нас нет.

С лодки кричали:

– Посылайте ваших послов, а мы с ними поговорим!

– А с кем говорить? Есть ли у вас тут большой начальник?

– Здесь князей много. Они с вашими послами ужо договорятся!

Джебэ выбрал четырех нукеров и одного бродника как переводчика и приказал им отправляться на тот берег. Они должны повидать главного киевского князя и сказать ему: пусть урусы гонят от себя кипчаков, отнимая их скот и богатства, а здесь в степи татары их прикончат.

Выбранные нукеры переминались с ноги на ногу, чесали плетьми за спиной и говорили:

– О чем нам с урусами говорить? Лучше начнем с ними драку.

Джебэ сказал:

– Тогда поеду я один с переводчиком.

Нукеры закричали:

– Нет! Не езди к ним! Что без тебя станет с нашим войском? Что будут делать волчата без матерого волка? Там с тебя сдерут шкуру. Оставайся! Мы поедем.

Четыре нукера и бродник спустились к реке и подозвали разъезжающих близ берега русских. Одна лодка пристала и забрала монгольских послов.

Джебэ долго оставался на высоком берегу, осматривая другую сторону. Там в туманной дымке далеко раскинулись луга, рощи и голубые заводи; всюду по дорогам ветер нес тучи пыли, поднятой подходившими отрядами.

Ночью, завернувшись в баранью шубу, Джебэ лежал на кургане около костра. Он поджидал посланных к русским нукеров. Они больше не вернулись. Кипчаки их зарезали.

Кругом в степи мерцали далекие огоньки костров. Всюду равнина жила неведомой жизнью. Какие-то встревоженные всадники пробирались логами через степь, и ночью вспыхивали огоньки далеких костров...

Джебэ не мог заснуть всю ночь. Тяжелые думы, обрывки речей, знакомые лица проплывали перед ним, и он то загорался бешенством, то начинал дремать... И вновь перед ним показывались то железный шлем с черными лисьими хвостами страшного старика Чингиз-хана и его зеленоватые, кошачьи, немигающие глаза, то сверлящее открытое око Субудая, то взмахи сверкающих мечей...

Теперь предстоят битвы с урусами, сильными воинами, которые не бегут, а сами ищут боя. Победа над ними будет очень трудна!.. Теперь наступают такие дни, когда может померкнуть вся слава Джебэ, завоеванная победами его в Китае.

Или он сложит в этих степях свою голову, или имя Джебэ будет опять повторяться всеми в золотой юрте кагана, как великого победителя урусов и кипчаков, отнявшего золотой шлем у Мастисляба.

Утром нукеры разбудили Джебэ.

– Смотри, что делается на той стороне... Урусы пригнали сверху столько лодок, что вяжут мост через реку. Их повозки уже спустились к самой воде. Там скопилось много конницы и пеших воинов 157. Скоро они начнут переходить на эту сторону. Что делать?

– Не мешайте урусам! — приказал Джебэ. — Наблюдайте издали и отступайте в степь!

10. УРУСЫ И КИПЧАКИ ДВИНУЛИСЬ В СТЕПЬ

...И возгорелось в урусах и кипчиках желание разбить татар: они думали, что те отступили, из страха и по слабости не желая сражаться с ними, и потому стремительно преследовали татар. Татары все отступали, а те гнались по следам двенадцать дней.

Ибн ал-Асир

Поджарый рыжий конь Джебэ-нойона легко взлетел на одинокий курган и остановился около высокой каменной фигуры степного богатыря. Его широкие сутулые плечи, плоское лицо, короткий меч на бедре, остроконечная шапка и даже чашка в руках были в далекой древности старательно высечены из цельного камня молотком кочевого мастера... Прошли века, и многолюдная страна обратилась в пустынную степь, а каменный богатырь по-прежнему прочно стоял, глубоко вкопанный, на вершине кургана и угрюмо смотрел выпуклыми слепыми глазами в ту сторону, куда он когда-то делал свои набеги.

Так же неподвижно, как идол, сидел на коне Джебэ, всматриваясь холодными прищуренными глазами в ту сторону, откуда по дымящейся утренними туманами зеленой степи расползались вереницы быстро передвигающихся черных точек... Уже взмыленный конь остыл и свободно тянул повод, стараясь достать черными губами чахлые стебельки бледной полыни; он уже начал взбивать копытом солончаковую почву, а Джебэ все не мог оторвать взгляда от приближавшихся густых рядов русских воинов.

Впереди всадники... Одни тянутся по дороге, другие широко рассыпались по степи... Над ними подымается черная туча пыли... У них короткие копья... Вот в пыли ясно заметны повозки. Урусы надеются на богатую добычу, они везут на повозках оружие, котлы и мешки с хлебом.

Джебэ натянул повод. Пора уезжать... Урусы уже заметили одинокого всадника на кургане... Вот несколько урусов и кипчаков отделились от отряда. Они быстро направляются в его сторону. Другая группа всадников помчалась вперед по дороге, чтобы отрезать ему путь. Но недаром Джебэ любит своего рыжего жеребца, одного из лучших скакунов в его тумене.

Джебэ съезжает по пыльному солончаковому скату кургана. Сбоку земля разрыта и виден черный узкий вход — вероятно, теперь логовище степных волков. А раньше кто-то рылся в могиле богатыря, хотел украсть его золотой клад...

Джебэ ускоряет бег коня. Надо добраться до оврага. Там притаились в засаде сотни Гемябека. Татарские разведчики залегли в траве и отлично все видят — приближение урусов и бегство от них Джебэ.

Но урусские всадники все ближе... У них хорошие кони, вперед пущены лучшие наездники. Опаснее других те, что скачут наперерез. Свернуть в сторону нельзя — влево овраги с обрывистыми берегами, справа урусы.

Их девять... Задние три начали отставать... Передние шесть тоже раскололись, они хотят окружить его.

Из-под ног коня вылетела стая серых куропаток и унеслась в сторону, снова падая в траву. Заяц метнулся из под широкого лопуха и понесся прямо, прижав уши. А конь так же легко продолжал скакать, выбрасывая рыжие ноги, прыгая через кусты бурьяна, и быстро уносил пригнувшегося к гриве Джебэ.

Враги недалеко... Джебэ различает их загорелые лица под железными шлемами... Двое урусов прикрываются красными щитами: один совсем молодой, с румяным лицом и черными глазами, у другого седые висячие усы. Ближе всех третий, в ярко-алом чекмене — кипчак на вороном коне... Он наматывает на руку аркан...

Верен глаз у Джебэ, и не делают промаха его стрелы. Джебэ натягивает свой страшный тугой лук, и кипчак, взмахнув руками, валится с седла. Испуганный вороной конь мчится уже без всадника, подняв голову, и ветер развевает его длинную гриву.

Молодой русский воин близко... Через несколько мгновений кони сшибутся. Юноша сильно метнул короткое копье, но оно только скользнуло по плечу стального татарского панцыря... Вторая длинная стрела Джебэ вонзилась юноше между черными блестящими глазами. Прощай, слава! Прощай, яркое солнце, отчий дом!

Джебэ не оглядывается... Он ищет глазами: где же нукеры Гемябека? Вот они! Целая толпа их уже выбралась из оврага и мчится с хриплым свирепым воем навстречу наступающему вразброд русскому отряду.

Русские всадники быстро перестраиваются и смыкаются в тесные ряды. Их красные щиты — круглые сверху и острые снизу — выравниваются дружной и грозной цепью. Воины вынимают свежеотточенные блистающие мечи и стремительно летят на татар.

Но Гемябек и его нукеры твердо помнят приказ Джебэ: приблизившись на полет стрелы, они круто поворачивают коней, проносятся мимо изумленных урусов, посылают губительные стрелы, и во весь опор скачут обратно в степь.

Урусы с криками бросаются вслед. Уже их стройные ряды смешались. Все скачут вразброд, стараясь догнать убегающих татар. Некоторые урусы на отличных конях настигают десяток отставших. Они рубят их, сдирают оружие и сапоги и пересаживаются на татарских коней.

Джебэ, окруженный телохранителями, недолго наблюдал за первой стычкой татар с урусами. Он спустился в овраг, где пробивался ключ, напоил коня и приказал всему татарскому отряду уходить дальше.

Вернувшиеся всадники Гемябека сказали, что их начальник, раненный копьем, упал вместе с конем, был окружен урусскими наездниками, но отбился и ускакал в степь. За ним погналось много кипчаков.

Ночью Джебэ с помощью бродников сам допрашивал захваченного русского пленного. Тот рассказал, что это идет передовой отряд под начальством смелого галицкого князя Мстислава Удатного. С ним воины из Галича и волынских городов. Они спустились на ладьях по Днестру до моря, завернули в устье Днепра и оттуда поднялись до острова Хортицы, где был назначен сбор всех отрядов, идущих на татар.

– Князья между собой не ладят, — говорил пленный, — все идут отрядами розно; в каждом отряде свой начальник, а общего воеводы над всеми нет. Хотя ратники меж собой говорили, что нужно бы сделать главным воеводой Мстислава Удатного, — очень уж он в бою опытен и горяч! — но против него спорил князь Мстислав Романович киевский. Он никак не может покориться, потому что считает себя старшим, великим князем. А простым ратникам от той княжьей розни только скорбь и разорение; ведь если татары одолеют, то все князья на борзых конях ускачут, а простые ратники лягут костьми. В поход ратники двинулись на своих пахотных конях, на них далеко не ускачешь. А татары ускользают от них, как вертлявые ужи.

Джебэ спросил: много ли кипчаков? Пленный ответил, что кипчаков, как говорят, очень много. Их отряды идут левым берегом Днепра, торопясь соединиться у Хортицы с русскими войсками. И сейчас впереди, вместе с Мстиславом Удатным, идет кипчакский отряд, а ведет его воевода Ярун.

– А что говорят урусы про татарских воинов? — спросил Джебэ.

– Раньше говорили, что татары воины "простые" (малосильные), похуже еще, чем кипчаки. Потому князья и спешат без опаски захватить татарский лагерь и награбленное татарами добро. А теперь я приметил, что татары и воины добротные, и стрелки меткие.

Джебэ приказал татарам отойти дальше в степь и не разводить ночью огней, а русского пленного зарезать.

Ночью бродники и татарские разведчики подползли к русскому передовому отряду и слушали, что там говорят. Русские воины ночевали посреди круга, составленного из повозок. Кипчаки стояли отдельными лагерями, пели и плясали у костров. Они радовались, что возвращаются в свои покинутые кочевья, откуда выгонят татар.

Разведчики рассказали, что урусы поймали начальника татарской тысячи Гемябека. Убегая, он спрятался в кургане, — в волчьей норе. Его вытащили урусы и отдали кипчакам. Те его привязали за руки и за ноги к четырем коням, а кони, поскакав в разные стороны, разорвали его на куски... Голову Гемябека, продев ремень от повода сквозь уши, повез с собой у седла воевода половецкой рати Ярун.

11. ТАТАРСКАЯ ЗАПАДНЯ

Джебэ с татарами отходил, следя за быстро наступавшим передовым отрядом русских. Иногда татары бросались драться с вылетавшими вперед кипчакскими наездниками, но больших боев не было.

Делая длинные переходы, русские иногда днем останавливались, и всадники ловили кипчакских быков, которые разбрелись по весенним лугам. Эти стада были пригнаны по приказу Джебэ. Татарские пастухи охраняли стада, пока не приближались русские и кипчакские воины; тогда пастухи убегали, присоединяясь к татарам.

Джебэ делал все, чтобы растянуть силы русских, чтобы ослабить их зоркость, чтобы они на привалах отъедались бычьим мясом и не ожидали грозы. Русские отряды шли отдельными частями, все более отдаляясь друг от друга, растягиваясь по широкому пыльному шляху. Ложась на ночь спать, они уже не огораживались плетеным тыном и повозками.

Новые русские пленные рассказывали, что ратники довольны походом, обилием захваченного скота: "Теперь в овчинные тулупы оденемся, из воловьих кож новые сапоги сошьем..." "Где же несметная сила татарская? Кипчакских быков больше, чем татар. Так, гоняясь за ними, мы до Лукоморья дойдем, а лагеря татарского и не увидим".

Один отряд русских шел стройнее других; в нем был воинский порядок, ратники шли дружнее, не расходясь по степи. На ночь там всегда ставился круг из повозок, высылались в стороны разведчики. Это были полки киевского великого князя Мстислава Романовича. Киевляне шли отдельно от других; половина была пеших воинов, половина ехала на тяжелых конях-ратаях. Они тоже иногда останавливались и высылали всадников собирать бродивший по степи отъевшихся на весенних травах кипчакский скот. Затем они варили в медных котлах мясные похлебки, после которых воины спали врастяжку до утра.

Татары говорили, что кони урусов не такие увертливые и выносливые, как татарские, что стрелы урусов летят не так далеко, но урусы сильные в рукопашном бою, когда они бьются топорами с длинными рукоятками, и урусы стойки и напористы.

После каждой короткой схватки с русскими отрядами татары убегали далеко в степь, прячась за холмами, ускользая оврагами.

Томили душные дни, ни одна туча не плыла по небу, чтобы закрыть немилосердно пылавшее солнце. Отряды взбивали тучи черной пыли, в которой задыхались и кони и люди. Некоторые отряды сходили с дороги в степь и шли целиной, но и там раскалившаяся земля рассыпалась под ногами, и пыль черной тучей нависала над войском.

За эти жаркие дни начали высыхать ручьи, и воины ворчали: "Зачем нас погнали в степь искать татар? Не пора ли вернуться домой, угнав с собой захваченный кипчакский скот?"

12. СУБУДАЙ-БАГАТУР ГОТОВИТСЯ К БИТВЕ

Старый полководец провел два дня в разъездах, осматривая местность, выбирая поле, выгодное монголам для битвы.

Трижды прибывали гонцы на взмыленных конях.

– Джебэ-нойон отступает... Впереди идет отряд длиннобородых... Их ведет "багатур Мастисляб"... Вместе с ними едут кипчаки хана Яруна... Он везет у седла на ремешке голову нашего тысяцкого Гемябека...

В последний вечер перед боем Субудай вернулся в свою юрту на холме, где около рогатого пятихвостого бунчука были рядом воткнуты в землю десять высоких копий с бунчуками тысячников всего отряда. Теперь весь тумен был в сборе и гудел шумным лагерем на равнине.

Субудай лежал на войлоке. Его кости ныли. Он поворачивался с одного бока на другой. Дымя, догорал костер в юрте. Под закоптелым войлочным сводом стлался дым, медленно выходя в верхнее отверстие крыши. Боковые войлоки юрты были откинуты на крышу, но сквозь деревянную решетку не веяло прохладой. Неподвижный горячий воздух стоял над высохшей равниной Калки.

Старый монгольский полководец не мог заснуть и вслушивался в смутный шум затихающего лагеря. Сквозь решетку юрты он видел огни костров, озарявшие багровыми отблесками сидевших кружками воинов. Доносились обрывки разговоров, однообразный лязг железного клинка о точильный камень. Кто-то запел:

Не видать тебе, воин, зеленых лугов родного Керулена,

Влечет тебя твой путь в долину белых костей...

Сердитый голос закричал:

– Замолчи! Накличешь черную птицу беды!

Песня оборвалась. Где-то послышались крики: "Остановись! Кто едет?" Субудай с трудом поднялся и сел. Приближался гул толпы и равномерный топот коней... Вошел тургауд.

– Приехал Тохучар-нойон. За ним следует весь его отряд — десять тысяч всадников.

– Зачем они мне?

– Нойон поднимается на холм, хочет тебя видеть.

Субудай, кряхтя и откашливаясь, встал и вышел из юрты. В полумраке перед ним стоял высокий воин в железном шлеме.

– Тебе благость вечного неба! Я приехал прямо от золотой юрты поставить мой бунчук рядом с твоим.

– Я без тебя до сих пор справлялся со всеми, кто стоял на моей дороге...

– Это все монголы знают. Сейчас я должен говорит с тобой.

Оба полководца вошли в юрту. Тохучар-нойон, опустившись на войлок рядом с Субудаем, шопотом на ухо говорил ему о приказе Чингиз-хана отправиться на запад в поиски ушедшего вперед войска монголов и о письме великого кагана, которое везет особый гонец.

Субудай долго кашлял и молча покачивал головой. Он нагнулся к Тохучару и тоже шопотом на ухо сказал:

– Я не знаю, что написано в письме величайшего... Ослушаться его нельзя. Может быть, единственный желает нам удачи, а может быть, он приказывает вернуться назад?.. Тогда мои воины откажутся драться... А завтра сюда прискачут урусы. Если я уйду отсюда перед самой битвой, что они подумают?.. Они скажут, что войско великого Чингиз-хана при одном виде урусской бороды показывает хвосты коней...

Субудай замолк и снова долго кашлял.

– Я не видал письма!.. Я ничего не слышал о нем!.. Сейчас я ложусь спать, а утром, когда прокричит петух, я двинусь навстречу урусам... Если бог войны Сульдэ, бог огня Гадай и другие наши боги сохранят меня от стрелы и меча, то мы встретимся с тобой после битвы, а ты перед всем войском передашь мне письмо величайшего... Прощай!

Субудай два раза ночью раздувал угольки в кострище и подбрасывал сухие ветки. Он посматривал на золотистого петуха, привязанного серебряной цепочкой за ногу к решетке юрты. Тот сидел нахохлившись, не обращая внимания на хозяина. Раскрыв круглый блестящий глаз, петух снова затянул его белым веком.

Под утро Субудай задремал. Петух внезапно громко прокричал и захлопал крыльями. Сейчас же в юрту вошел старый раб Саклаб и стал разжигать костер. В соседней юрте два шамана, подражая пению петуха, кричали:

"Хори-хори! Хори-со!"

Субудай покосился на Саклаба, — что с ними? Старый русский раб, расстилая на войлоке шелковый достархан, имел особенно торжественный вид: седые волосы расчесаны на две стороны и перевязаны ремешком на загорелой сморщенной шее появилось ожерелье из медвежьих зубов... Саклаб вышел и вернулся с блюдом вареного риса и мелко накрошенной баранины. Он опустил блюдо перед Субудаем на шелковый платок и рядом положил несколько тонких лепешек, сложенных вчетверо.

– Вот тебе плов по-гурганджски, с красным перцем...

– Зачем ты надел медвежье ожерелье? Радуешься, что увидишь своих братьев урусов?.. — Субудай близко наклонился к рису и недоверчиво обнюхивал его.

– Яд! Накорми им твоего покойного отца! — прошипел Субудай и оттолкнул блюдо.

– Я раб, я ничтожнее собаки, — покорно сказал Саклаб, — но за мою длинную жизнь я никогда никому не сделал зла.

Субудай нахмурился.

– Возьми блюдо, неси за мной! Субудай-багатур хочет молиться.

Хромая и отдуваясь, старый полководец вышел и остановился возле юрты. Он еще с вечера отдал по войску приказ: "Утром, после первого крика петуха, строиться на равнине позади холмов".

Всадники ехали по всем направлениям, дребезжали рожки, стучали барабаны, неслись крики воинов, подгонявших лошадей.

Перед юртой около костра сидели два старых шамана в высоких шапках, мохнатых шубах шерстью вверх, увешанные побрякушками. Заметив полководца, шаманы завыли, ударили в бубны и, приплясывая, пошли по кругу около огня.

Субудай делал последние распоряжения:

– Юрты, ковры и войлоки здесь бросить! Ты, Чубугань 158, поедешь вместе с вьючными конями. Возьми с собой моих трех барсов, петуха и старого Саклаба, да присматривай за ним. Не хочет ли он сегодня сбежать к своим братьям урусам... Коней!

Тургауды привели коней; два из них были сменные иноходцы и шесть вьючных. Они везли тяжелые кожаные сумы. Говорили, будто в этих сумах Субудай возил накопленное им золото.

Субудай подошел к бурому мохнатому молодому вьючному коню и сделал знак тургауду. Двое ухватили коня за повод, стали его оглаживать и подвели к костру. Саклаб стоял тут же с блюдом риса. Субудай брал здоровой левой рукой горсти риса, бросал в огонь и протяжно молился:

Слушай, мой господин, красный огонь Галай-хан!

Отец твой — мелкий кремень.

Мать твоя — закаленная сталь.

Тебе приношу жертву:

Желтое масло ковшом,

Черное вино чашкой,

Подкожный жир рукой.

Принеси нам счастье,

Коням — силу,

Руке — верный удар!

Оба шамана повторяли заклинания Субудая и медленно ударяли в бубны. Когда полководец окончил, шаманы выхватили блюдо с рисом из рук Саклаба и, усевшись на землю, стали, громко чавкая, с жадностью пожирать рис.

Субудай вытащил узкий ножичек и сделал надрез на плече бурого коня. Тот забился, темная кровь потекла по шелковистой шерсти. А Субудай, крепко вцепившись рукой в холку, припал губами к раненому месту, высасывая кровь.

Тургауды стояли неподвижно, почтительно наблюдая, как полководец перед важной битвой насыщался горячей кровью.

На холм поднялся воин в железном шлеме и стальных латах. Он весь до бровей был густо покрыт пылью. Его трудно было узнать. Субудай оторвался от бурого коня. На лице его, испачканном кровью, блестел круглый пытливый глаз.

– Кто ты, багатур?

Воин приложил ладонь к открытой ране коня и мокрой от крови рукой провел по одежде Субудая 159.

– Вещь не прочна, хозяин долговечен! Пыль наружу, масло внутрь! Я Джебэ-нойон!

– Где урусы?

– Близко, совсем близко! Скоро будут здесь... Мои сотни схватываются с ними и убегают, заманивая сюда... Я с тремя сотнями слежу за Мастислябом... Он со своей дружиной едет впереди... Я хочу захватить его живым!

– Сам не попадись ему в лапы!

Субудай сел на саврасого иноходца. Впереди него двинулись рядом три монгола. Средний держал рогатый бунчук с пятью конскими хвостами. Субудай медленно спустился с холма на равнину, где ждала сотня тургаудов. Далее по выжженной степи съезжались густые массы всадников.

13. БИТВА НАЧАЛАСЬ

Не успели урусы собраться для битвы, как татары напали на них в большом числе, и сражались обе стороны с неслыханным мужеством.

Ибн ал-Асир

Первым показался на овражистых берегах Калки галицкий конный отряд Мстислава Мстиславича Удатного. За ним прискакали половецкие наездники воеводы Яруна. Мстислав увидел широкий круг покинутых татарами закоптелых юрт. Во многих лежали ковры и войлоки, мешки с зерном, а в кострищах не остыла зола.

– Татары бежали отсюда, как зайцы, — говорили дружинники. — Где же мы их нагоним? Долго ли еще тащиться по жаре за смертью?

Князь Мстислав Удатный имел большой воинский опыт — он всю жизнь провел в ратных делах, сражаясь за кого угодно, лишь бы нашлась пожива. Он не обрадовался покинутому татарами лагерю, — не лагерь, а сами татары должны были оказаться в его руках. Хотя Мстислав объявил остановку, но приказал отряду скорее готовиться к бою и надеть кольчуги. На разведку князь выслал своего юного зятя Данилу Романовича с волынцами. Нетерпеливый воевода Ярун также отправился со своими половцами скорее захватить усталых, как все они думали, потерявших силы татар.

Вскоре от князя Данилы прискакал гонец:

– Татары совсем близко! Татары здесь! На холмах видны их разведчики... Видя нас, они скрываются... Что делать?

Князь потребовал свежего коня. Дружинники подвели трех оседланных коней. Два из них были угорские, гнедые с черными гривами, крепкие, широкогрудые. Сейчас, покрытые пылью, они стояли понуро. Третий, подарок тестя, половецкого хана Котяна, был высокий сивый, с рыжими крапинками туркменский жеребец. Злобный нравом, он имел кличку "Атказ" 160. Его с трудом подвели два половецких конюха, повиснув на поводу...

Мстислав вскочил на Атказа и, сдерживая его накопившуюся силу, спустился к реке. Он приказал всадникам слегка напоить коней и строиться. Князь не ожидал какой-либо уловки со стороны татар: он думал, что они избегают боя из-за своей слабости, и поэтому решил сейчас же, не делая передышки, нагнать татар и их разметать и прикончить.

Блестящий стальной шлем с густой золотой насечкой и высокий туркменский аргамак с лебединой изогнутой шеей, вся лихая посадка сухого, жилистого князя Мстислава — не говорило ли все это дружинникам, что он настоящий витязь, что он любит огонь и опасность битвы, ищет врага и бросается на него и, закаленный в стольких боевых схватках и походах, недаром прозван "Мстислав Удатный"...

Поднявшись на другой берег реки, Мстислав подождал, пока подтянулись всадники, поившие коней.

– Бог нам подмога! — крикнул Мстислав. — Иссечем безбожных татар! Не жалейте это ядовитое племя! Вперед!

Весь отряд двинулся на рысях. Воины оправляли оружие, ожидая, что сейчас будет горячая рубка...

Мстислав увидел впереди равнину, где в тучах черной пыли проносились татарские и русские всадники. Это был отряд волынцев под начальством восемнадцатилетнего зятя его, князя Данилы Романовича. Вот мелькнул голубой стяг его, расшитый золотом. Дружинники теснились по сторонам князя Данилы, его охраняя, а татары кружились по всем направлениям, налетая, сшибаясь, падая и продолжая биться изогнутыми длинными клинками.

Половцы были дальше. Мстислав видел, что половецкий отряд, где покачивался хвостатый значок воеводы Яруна, удалялся в сторону холмов, гоня перед собой облако пыли.

Мстислав решил взять влево, пересечь холмы и, если за холмами идет бой, ударить на татар сбоку, чтобы помочь половцам воеводы Яруна. Он повел свой отряд в обход на холмы и, п