|
…привязывали мешки с песком на головах детей с двух сторон, чтобы голова уширялась, и после того они не обращаются в рабство, и тех из них, кто попадал к ним (мусульманам), возвращали в свой округ».5 Говорю к тому: это — народные предания и у них нет оснований. Положим, они так делали раньше, но как же теперь? Если бы природные свойства наследовались и они рождались бы (такими) на основании того, что делали с ними их матери, то следовало бы чтобы кривоглазый, которому был выколот глаз, родил кривого. И таким же образом горбатый и прочие. Я только привел то, что говорят люди. Говорит ал-Башшари:6 «Хорезм на востоке подобен Саджалмасе на западе. И природные свойства жителей Хорезма подобны природе берберов. Он (Хорезм) 80 фарсахов на 80». Это конец его слов. Говорю я: Окружают его сыпучие пески. Живут там народы из тюрок и туркмен со своими животными. В этих песках растет кустарник, подобный (тому, что в) песках Египта. В древности столица области Хорезма называлась Мансура и находилась на восточном берегу. И захватила вода большую часть ее территории и жители перенесли столицу напротив, на западный (берег). Это Джурджания. Жители называют ее Гургандж. Они сделали плотину против Джейхуна из больших бревен и кустарников, препятствующую, разрушению их жилищ. Они обновляют ее каждый год и чинят то, что в ней сломано. Читал я книгу, которую сочинил Абу-р-Рейхан ал-Бируни, об истории Хорезма. Он рассказывает в ней, что Хорезм в древности назывался Фил и вспоминает по этому поводу историю, которую я забыл. Если кто-нибудь ее найдет и ему покажется удобным присоединить ее к этому месту, то пусть сделает, я даю на это разрешение...7 Потом он (Ибн Фадлан) описывает суровость их холода, которую я тоже заметил. От холода их дороги замерзают в грязи, потом ходят по ним, и поднимается с них пыль. А если меняется погода и оттаивает немного, то (пыль) слова становится грязью, в которую скот погружается по колено. (Когда) я старался написать там что-нибудь, то не мог из-за замерзания чернильницы, пока я не приблизил её к огню, и она оттаяла. Когда я брал глоток воды на губу, он от стужи замерзал на моей губе. И жар дыхания не препятствовал замерзанию. При всем этом, клянусь жизнью, — это прекрасная страна. Жители ее — учёные, факихи сметливые, богатые. У них имеются средства к существованию и нет недостатка в жизненных благах. Что касается настоящего времени, то до меня дошло известие, что татары, вид тюрок, пришли туда в 618 (=1221) г., разрушили (эту страну), погубили её население и оставили её в виде холмов. Не думаю, чтобы в мире был (город) подобный главному городу Хорезма по обилию богатства и величине столицы, большому количеству населения и близости к добру и исполнению религиозных предписаний и веры. Поистине мы (принадлежим) аллаху и к нему возвратимся... [...]
Гургандж — имя столицы Хорезма и самого большого её города. (Это имя) было арабизировано и говорят — Джурджания. Что же касается населения Хорезма, то оно называет его Гургандж. Хорезм — не имя определенного города, но всей области; Гурганджей — два. Этот — большой. Между ним и малым Гурганджем 3 фарсаха. (Проезжая), я видал малый Гургандж. Он также был цветущий с большим количеством населения, имеющий рынки и блага. Я думаю, что они оба разрушены во время нашествия татар в 618 (=1221) г.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Дийа, здесь в значении «селения». 2 Ратл — мера веса со значением колебавшихся по месту и времени, чаще всего от 300 до 500 г. 3 Укийе — унция. 4 В этом сообщении мы имеем, повидимому, самый древний рецепт изготовления плова. 5 Так у ал-Макдиси (выше, стр. 186), у Якута ошибочно <в Куфу>. 6 Т.е. ал-Макдиси, у которого заимствован и предыдущий рассказ. 7 Следуют стихи и затем описание Хорезма, данное Ибн Фадланом (см. выше).
ИЗВЛЕЧЕНИЯ ИЗ «ТАРИХ-И-ДЖЕХАНГУША» АЛА-АД-ДИНА АТА-МЕЛИКА ДЖУВЕЙНИ по изданию Мирзы Мухаммеда Казвини (GMS, XVI, Leyden, 1912) Перевод под редакцией А.А.РОМАСКЕВИЧА Рассказ о событиях в Хорезме
Э.то есть название страны, её первоначальное название — Джурджания, сами же владетели называют Ургенч... Прежде (Хорезм) был столицей султанов мира и местопребыванием знаменитых сынов человечества. В его областях и окрестностях жили благородные эпохи, и почитаемые судьбы... освещали различным светом мысли. Жилища и страны его были местом следов обладателей цветника могущества из собрания великих шейхов с султанами времени, согласно положению его он был местом, в котором можно было получить желательное для веры и земных дел. Когда Чингиз-хан покончил с завоеванием Самарканда, то все области Мавераннахра оказались завоеванными, и противники непрерывно перемалывались на мельницах несчастия. С другой стороны, границы Дженда и Барчлыккента1 оказались охраняемыми, и Хорезм остался среди стран, как палатка с обрезанными у неё веревками. Когда Чингиз-хан пожелал лично преследовать султана и очистить области Хорасана от противников, то он назначил в Хорезм своих старших сыновей, Чагатая и Угедея, с войском, бесконечным как события времени, от числа которого наполнились горы и пустыни; он приказал, чтобы Туши со стороны Дженда прислал на помощь людей хашари (ополчение). Они двигались через Бухару. В авангарде, в виде дозора, послами войско, которое двигалось как злая судьба и летело как молния. В это время в Хорезме не было султана. Из военачальников там был тюрк Хумар, один из родственников Туркан-хатун, из знатных эмиров Огул-хаджиб, Эрбука-пехлеван, сипехсалар Али Даругини и еще другие в этом же роде, перечислять и подробно приводить имена каждого — бесполезная задержка. Из выдающихся в городе лиц и превосходнейших того времени было столько, что они не поддаются исчислению и счету, а число жителей города превосходило число песчинок и камней. Так как в этом большом городе и сборище людей не было никакого определенного главы, к которому можно было бы обратиться при событиях за устройством нужд и важных дел народа, чтобы вместе с ним оказать сопротивление нападению судьбы, то вследствие родства (с султаном) все вместе провозгласили Хумара султаном, сделав его новым правителем. Они были беспечны к тому, что в мире такое волнение и смута, что такие удары переносят знать и простой народ от судьбы. Вдруг они увидели несколько всадников, как дым, которые подъехали к воротам и стали угонять скот. Группа недальновидных обрадовалась и подумала, что они пришли по глупости в таком числе, чтобы поиграть и проявить такую смелость. Они не знали, что за этим следует бедствие, за ним возмездие и за ним мучение. Обезумев, множество людей, конных и пеших, через ворота бросилось на ту небольшую группу всадников. Те то показывались, как дичь, то оборачивались назад и бежали, пока не достигли Ваг-и-Хуррам, находящегося в 1 фарсахе от города. (Тогда) из-за засад за стенами выехали татарские всадники, мужественные люди, отрезали им путь спереди и сзади и набросились на них, как голодные волки на растерявшееся без пастуха стадо. Они (монголы) стали обстреливать их сначала стрелами, а затем крепко взялись за мечи и копья и погнали их. К заходу солнца они перебили около 100 000 человек воинов. С тем же жаром и кипением, с криками и воплями они (монголы) бросились вслед за ними в город через ворота Кабилан и, как огонь, прошли до места, называемого Танура.2 Когда солнце склонилось к закату, чужое войско из осторожности вернулось обратно. На другой день, когда тюрк, поражающий мечом, поднял голову из-за засады горизонта,3 бесстрашные меченосцы из числа смелых тюрок, разгорячив коней, бросились на город. Феридун Гури, предводитель (сарвар), из числа офицеров (каид) султана, с 500 человек наблюдали за воротами и, приготовившись к борьбе, защищались от этих дьяволов. Весь тот день они провели в борьбе и сражении. Затем прибыли Чагатай и Угедей с армией, подобной низвергающемуся потоку, чередующемуся с ураганом песка. Они обошли город для того, чтобы осмотреть его, и отправили послов, призывая жителей к подчинению и повиновению. Все войско окружило столицу, как круг (окружает) центр, и, как смертный час, расположилось вокруг него. (Войско монголов) занялось приготовлением принадлежностей боя-дерева, осадных машин и камней; а так как по соседству с Хорезмом не было камня, то (ядра) делали из тутового дерева. Как у них в обычае, они каждый день занимали жителей города обещаниями и угрозами, привлечением и устрашением, а иногда обстреливали друг друга стрелами. Когда (монголы) закончили (приготовления) оружия и военных орудий и прибыла помощь и войска со стороны Дженда и других мест, они сразу со всех сторон города принялись за битву поражение, и поднялся шум, подобный грозе. Они (монголы) сыпали m них стрелами, как градом, приказали собрать мусор и засыпать им каналы с водой, после чего двинули в круг людей хашари, чтобы они прорвали склон (городского) вала. Когда ложный султан, начальник армии и войска — Хумар, опьяненный вином несчастия, увидел их (монголов) храбрость, сердце его от низкого страха раскололось пополам. С его тайной мыслью совпали признаки победы татарского войска. Уловки исчезли в его уме, и от него скрылось лицо суждения и мнения перед появлением предопределения. Он вышел из ворот вниз, и вследствие этого растерянность и расстроенность жителей города увеличилась. Татарское войско водрузило на стене знамя, бойцы взобрались (на стену), и сердце земли наполнилось криком, воплями, ревом и волнением. Жители города укрепились в улицах и кварталах; на каждой улице начинали бой и около каждого прохода устраивали заграждение. Войско (монголов) сосудами с нефтью сжигало их дома и кварталы и стрелами и ядрами сшивало друг с другом людей. Когда же завеса света солнца свернулась от насилия вечернего мрака,4 они вернулись в места расположения палаток, а на утро (снова) принялись за дело. Таким порядком жители города некоторое время сопротивлялись и сражались мечами, стрелами и копьями. Большая часть города была разрушена, дома и жилища с имуществом стали холмами земли; войско разочаровалось и отчаялось в (возможности) воспользоваться сокровищами. (Тогда монголы) решили оставить огонь и отвести воду Джейхуна, через который в городе был переброшен мое 3000 человек из армии монголов приготовились и снарядились и напали и середину моста. Жители города окружили их так, что ни один человек не смог спастись. По этой причине горожане стали более усердными в бою и более выносливыми в сражении. Снаружи также горы боя стали свирепее и море войны стало более бурным, а ветер смуты все сильнее бушевал над землей и временем. (Монголы) брали квартал за кварталом, дом за домом, срывали (их) и убивали всех людей, пока весь город не был захвачен. Тогда они погнали людей в поле. Ремесленников (арбаб-и-хирфат ва сан'ат) — 101 более 100 000 — они отделили; детей и молодых женщин обратили в рабство и отвели в плен, а остальных людей разделили (чтобы убить) между войском, так что на каждого воина пришлось 24 человека убитых. Войско занялось разграблением и грабежом и разрушило остатки домов и кварталов...
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Барчлыккент, Барчынлыгкенд или Барчкенд, лежал между Джендом и Сыгнаком в бассейне Сырдарьи; туркмены здесь упоминаются еще у автора XIII в., Джемаля Карши, посетившего город в 672 (=1273/74) г. (В.В.Бартольд. Очерк истории туркменского народа, с.42). 2 О чтении этих названий ср. «Туркестан», стр. 468. 3 Т.е. когда взошло солнце. 4 Т.е. когда наступил вечер.
ИЗВЛЕЧЕНИЯ ИЗ «ДЖАМИ АТ-ТАВАРИХ» РАШИД АД-ДИНА по переводу И.Н.БЕРЕЗИНА (Труды восточного отделения российского археологического общества, т. V и XV, СПб, 1858). Рассказ об отправлении Чингиз-ханом сыновей своих Джучи, Чагатая и Угедея в Хорезм и о покорении ими той области
Согласно тому, что было упомянуто в предисловии, Чингиз-хан, покончив с завоеванием Самарканда, отправил Джебе, Субудая и Тогучара в погоню за султаном Мухаммедом хорезмшахом по дороге Хорасанской и Иракской, а сам, для отдыха и откормления лошадей, остался это лето в тех пределах в предположении, что потом лично отправится в погоню за султаном в Хорасан. И так как области Мавераннахра были вполне покорены, а другие стороны также находились под охраной и в управлении, то он хотел покорить Хорезм, которого настоящее имя Гургандж, а монголы называют его Ургенч, и который очутился в середине подобно шатру с перерезанной веревкой. В то же время он назначил своих старших сыновей Джучи, Чагатая и Угедея в Хорезм, с войском, по численности подобным песку степному и беспредельным подобно превратностям судьбы. Осенью того же года (617 = 1220/21) они направились с эмирами правого крыла в ту сторону. В авангарде, называемом «езек», они отправили большое войско. Как сказано в предыдущей главе, султан Джелал-ад-дин, по кончине отца, ушел в Хорезм. Вследствие покушения некоторых эмиров он вернулся обратно. Братья его, эмиры и вельможи султанские, бывшие там, вследствие молвы о приближении царевичей, отправились вслед за ним в Хорасан, но дорогой были перебиты руками монгольского войска. По той причине столица Хорезма опустела от султанов. Из главарей войск султанского там был тюрк из родственников матери его, Туркан-хатун, по имени Хумар, (затем) Могул-хаджиб, Бука-пехлеван, сипехсалар Али Мергини и группа других и такое множество, что и описать нельзя. Так как в том большом населенном месте не было определенного начальника, к которому можно было бы прибегнуть за устроением дел и важных обстоятельств во время появления событий, то назначили в эмиры Хумара. в силу родства его с султаном. В один из дней внезапно несколько всадников из войска монгольского прискакали к воротам городским и направились отогнать скот. Группа близоруких подумала, что войско (монголов) и есть эти несколько (человек): толпа всадников и пеших обратилась на них. Монголы пугливо удалялись от них, точно дичь от силков, пока не дошли до опушки цветущего сада, находившегося в одном фарсахе от города. Боевые всадники вышли из засады за стенами, окружили ту толпу (горожан) сзади и спереди и около 100 000 человек лишили жизни. Преследуя беглецов, они ворвались в город через ворота Кабилан и дошли до места, которое называют Танура. Так как солнце склонялось к западу, чужеземное войско повернуло обратно и ушло в поле. На другой день они опять направились к городу: Феридун Гури, начальник султанского войска, выжидал дать отпор у ворот с 500 всадников. Среди тех событий царевичи Джучи, Чагатай и Угедей прибыли со снаряженной армией и в виде прогулки объезжали кругом города, а потом остановились. Войска охватили город и расположились окрест города. Тогда отправили послов и пригласили жителей города к покорности и повиновению. Так как в окрестностях Хорезма не было камней, то они рубили большие тутовые деревья и из них делали замену камней для метательных орудий (манджаник). Как это у них в обычае, они занимали изо дня в день жителей города угрозами, обещаниями и запугиваниями на словах, а по временам также перекидывались стрелами, пока не прибыли, разом со (многих) сторон, ополчения и занялись со (всех) сторон работой. Они дали повеление, чтобы сначала засыпали ров, и в течение двух дней засыпали весь (ров). Сговорились отвести от них реку Джейхун, на которой в городе построили мост; для этого дела приготовились 3000 человек из войска монгольского, (которые) внезапно ударили в средину моста. Жители города, окружив их, всех истребили. Вследствие этой победы горожане стали старательнее в деле и упорнее в сопротивлении. По причине противоположности в характере и личных наклонностей обнаружился антагонизм между братьями Джучи и Чагатаем, и они не ладили один с другим. Вследствие несогласия и упрямства их, дело войны расстраивалось; принадлежности ее были оставлены в небрежении и дела войска и яса приходили в беспорядок. Через это хорезмцы перебили большое количество из войска монгольского, так что говорят, будто холмы из их костей, которые собрали, доныне остаются вокруг старого города Хорезма. При таком положении прошло 7 месяцев, и город не был взят. В течение того времени, как царевичи отправились с войском из Самарканда к г.Хорезму, дошли до него и осадили его, Чингиз-хан прибыл к Нахшебу, несколько времени простоял и, перейдя через реку Термез, прибыл в Балх, покорил город и область, а оттуда пошел на осаду крепости Талькан. В те самые дни, когда он начал осаду крепости, пришёл посол от сыновей, находящихся в Хорезме, он принес известие, что нельзя взять Хорезм, что большое количество войска погибло и что одною из причин того является несогласие Джучи и Чагатая.1 Чингиз-хан, услышав эти слова, рассердился, велел быть начальником Угедею, который является их младшим братом, чтобы он ведал ими со всем войском и чтобы вели войну по его распоряжению. Он был известен и славен большим умом, способнотями и проницательностью. Когда прибыл посол и доставил предписание ярлыка, Угедей-хан, сообразно приказу, принял дело. Будучи способным и хитроумным, он ходил ежедневно к одному из братьев, жил с ними ласково и обходительно, и хорошими мерами улучшал отношения между ними, прилежно занимался достойным служением, пока не привёл в порядок дело войска и укрепил ясу.2 После того воины дружно принялись за ведение войны, и в тот же день они вознесли знамя на городскую стену и вошли в город. Горшками с нефтью они зажгли огонь в кварталах. Жители города нашли прибежище в проходах и сражались на улицах и у кварталов. Монголы бились крепко, брали квартал за кварталом и здание за зданием, срывали и сжигали, пока взяли таким способом весь город в продолжение семи дней, выгнали жителей разом в поле, отделили около 100 000 человек из ремесленников и искусников и отправили в восточные страны. Молодых женщин и мальчиков угнали в плен, а остальных мужчин разделили между воинами, чтоб они их предали смерти. Говорят, что на каждого человека досталось 24 человека, а число солдат превышало 50 000. Короче, всех перебили, и войска занялись грабежом и расхищением и одним разом разрушили остальные жилища и кварталы. Чингиз-хан, слыша молву о шейхе шейхов, полюсе святых, Неджм-ад-дине Кубра, и узнав его обстоятельства, послал ему известие, что «я хочу предать Хорезм убийствам и грабежу. Подобает тому великому сего времени выйти из их среды и присоединиться к нам». Шейх сказал в ответ: «Семьдесят лет уже, как я прохожу и переношу горечь и сладость судьбы в Хорезме с этой общиной. Теперь, когда наступил момент бедствия, было бы далеко от пути человечности и великодушия бежать и выйти из среды их». После того его не отыскали в числе убитых, сколько ни искали. В ту весну, как Чингиз-хан осаждал Талькан, царевича Джучи-хан, Чагатай и Угедей находились на взятии Хорезма. Тули-хан вышел, во дороге Тимур-Кахалка3 он назначил войска правого и левого крыла, а сам шел в центре через Меручак, Ваг и Башур, взял всю ту страну, взял Мерв, оттуда до Нишапура все зависимые области и округа, как-то: Серахс, Абиверд, Несу, Языр, Тус, Джаджарм, Джувейн, Вейхак, Хаф, Шейган и Зурабад, причем каждое из тех местечек есть большой город, — все (это) он покорил, взял также город Нишапур и в конце весны упомянутого года взял и забрал все те города и страны.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 В другой рукописи добавлено: и Угедея. 2 Яса, или ясак — монгольское обычное право, кодификация которого приписывается Чингиз-хану. 3 Дорога из Нахшеба в Термез.
ИЗВЛЕЧЕНИЯ ИЗ «ПУТЕШЕСТВИЯ» ИБН БАТТУТЫ по изданию Voyages d'ibn Batoutah, texte arabe, accompagne d'une traduction par C.Defremery et B.R.Sanguinetti. T. 1-4. Paris, 1853-1858, 1874-1879. Перевод Н.ИБРАГИМОВА Путешествие в Хорезм
Через десять дней после отъезда из Сара1 мы прибыли в город Сараджук2, джук значит «маленький». Они таким образом хотели выразить, что это Сара Малый. Город этот расположен на берегу полноводной, крупной реки, называемой Улусу3, значение чего «великая вода». Через неё переброшен мост из лодок4, такой же, как в Багдаде. В этом городе наше путешествие на лошадях, тянувших арбы, закончилось. Там мы продали их по четыре динара денег5 за лошадь и меньше этого, ввиду их слабости и дешевизны в этом городе, и наняли верблюдов, чтобы тянуть арбы. В этом городе находится завия6 праведного старца из тюрков, которого называют ата, что значит «отец». Он угостил нас в завии и благословил. Принимал нас также кади этого города, имени которого я уже не помню. Оттуда мы ехали тридцать дней, торопясь, останавливаясь в день не более двух раз — поздним утром и на заходе солнца. Привалы занимали столько времени, сколько требовалось для того, чтобы приготовить суп из дуки и съесть его, а варится он, вскипев один раз. У них с собой бывает сушеное мясо, которое кладут в него и поливают кислым молоком. Каждый путешественник даже на время еды и сна не прерывает езды на арбе. У меня в моей арбе было три невольницы. Обычно те, кто едут по этой степи, торопятся из-за недостатка корма. Большинство верблюдов, пересекающих эту пустыню, гибнут, а остальных можно использовать через год, после того как они нагуляют жир. Вода в этой пустыне встречается в известных водопоях на расстоянии двух или трех дней: это дождевая и колодезная вода7.
Город Хорезм
Перейдя эту пустыню и пересекши ее, как мы об этом рассказывали, мы прибыли в Хорезм8. Это самый большой, значительный, красивый и величавый город тюрков с прекрасными базарами, широкими улицами, многочисленными постройками и впечатляющими видами9. В городе кипит жизнь, и из-за столь большого числа жителей он кажется волнующимся морем. Однажды, проезжая по городу, я зашел на рынок, а когда добрался до середины, оказался в самом шумном месте, которое называют шаур10. Толчея была такая, что я не мог двинуться ни вперед, ни назад. Я постоял там, растерявшись, и лишь после долгих усилий выбрался. Кто-то сказал мне, что в пятничные дни на этом базаре меньше толкотни, поскольку в этот день закрывают базар Кайсариййа12 и другие базары. В пятницу я верхом отправился в соборную мечеть и медресе13. Этот город находится под властью султана Узбека14, имеющего там своего великого эмира по имени Кутлудумур15. Этот эмир построил медресе и другие примыкающие к нему помещения. Что касается мечети, то ее построила его благочестивая супруга Турабек-хатун16. В Хорезме есть лечебница17, в которой работает сирийский врач по нисбе Сахйуни. Как видно из этой нисбы, он из местности Сахйун в Сирии. Во всем мире мне еще не доводилось встречать людей более благонравных, чем хорезмийцы, более благородных, более гостеприимных по отношению к чужестранцам. У них прекрасный обычай для исполнения молитвы, подобного которому я нигде не встречал, кроме как у них. Заведено, что каждый муаззин обходит дома, расположенные поблизости от его мечети, извещая о наступлении часа молитвы 18. Того, кто не присутствовал на общей молитве, имам бьет в присутствии общины. В каждой мечети висит для этого плеть. Кроме того, налагается штраф в размере пяти динаров19, которые расходуются в пользу мечети и для угощения бедняков и неимущих. Говорят, обычай этот существует с древних времен. За Хорезмом протекает река Джайхун, одна из четырех рек, которые берут начало в раю20. Эта река, подобно Итилю21, зимой замерзает, и тогда люди могут по ней ходить. Она покрыта льдом в течение пяти месяцев. Иногда те, кто ходит по ней при начале ледохода, погибают. В летние дни по реке плавают на судах в Термез и привозят оттуда пшеницу и ячмень. Это десять дней пути по течению. При выезде из Хорезма находится завия, построенная на могиле шейха Наджм ад-Дина ал-Кубра22, одного из величайших праведников. Там готовят угощение для приезжающих и отъезжающих23. Ее шейхом состоит мударрис Сайф ад-Дин Ибн Асаба, один из почтенных жителей Хорезма. Рядом расположена еще одна завия, шейхом которой является благочестивый муджавир24 Джалал ад-Дин ас-Самарканди, один из величайших праведников. Он угостил нас у себя. За городом также имеется гробница ученого имама Абу-л-Касима Махмуда ибн Умара аз-Замахшари25, над которой возведен мавзолей. Замахшар26 — селение в четырех милях от Хорезма. Когда я прибыл в этот город, я остановился за его пределами. Один из моих людей27 направился к кади Садру28 Абу-Хафсу Умару ал-Бакри. Он послал ко мне своего заместителя (наиба) Hyp ал-Ислама, который приветствовал меня и вернулся к Садру. Затем явился сам кади во главе группы своих людей и приветствовал меня. Годами он был молод, но делами велик. У него было два заместителя — наиба, один из которых — упомянутый Hyp ал-Ислам, другой — Hyp ад-Дин ал-Кермани, один из видных законоведов, твердый в своих суждениях и сильный в своей вере в Аллаха Всевышнего. Когда состоялась наша встреча с кади, он сказал мне: «В этом городе очень большая толчея, и вам не удастся войти в него днем; к вам прибудет Hyp ал-Ислам, и вы войдете с ним в конце ночи». Мы так и сделали и остановились в новом медресе, в котором никого не было. После утренней молитвы к нам пришел упомянутый кади, и с ним группа знатных людей города, среди которых были мавлана29 Хумам ад-Дин, мавлана Зайн ад-Дин ал-Мукаддаси, мавлана Рида ад-Дин Иахйа, мавлана Фадлаллах ар-Редави, мавлана Джалал ад-Дин ал-Имади и мавлана Шамс ад-Дин ас-Синджари-имам хорезмского эмира. Все они достойные почтенные люди. В их вере преобладает учение мутазлитов,30 но они не показывают этого, потому что султан Узбек и Кутлудумур, его эмир в этом городе, — сунниты.31 В дни моего пребывания в этом городе я совершил пятничную молитву с упомянутым кади Абу Хафсом Умаром в его мечети и по совершении молитвы шёл с ним в его дом находившийся поблизости. И я входил с ним в его приемную (меджлис), а это был прекрасный зал, убранный красивыми коврами, со стенами, обитыми сукном, с множеством ниш, в каждой из которых стоят серебряные сосуды с позолотой и иракские кувшины. Обычно жители той страны так убирают свои дома. Затем подавались многочисленные блюда. Кади был богатым человеком, обладал огромным состоянием и имуществом. Он свояк эмира Кутлудумура, поскольку женат на сестре его жены по имени Джиджа-ага. В этом городе есть несколько оповестителей32 и проповедников. Крупнейшими из них были мавлана Зайн ад-Дин ал-Мукаддаси и хатиб мавлана Хусам ад-Дин ал-Машати — один из четырех красноречивых проповедников в мире, лучше которых я не слышал.
Эмир Хорезма
Он — великий эмир Кутлудумур, имя его означает «благословенное железо», так как кутлу значит «благословенный», а думур — «железо». Эмир этот — сын тетки по матери великого султана Мухаммада Узбека и величайший из его эмиров. Он же является его наместником (вали) в Хорасане. Его сын Харун-бек женат на дочери упомянутого султана. Её мать — царица Тайтугли, о которой было сказано ранее. Жена Кутлудумура Турабек-хатун известна своим благородством. Когда кади пришёл, чтобы приветствовать меня, как я о том говорил, он сказал мне: «Эмир уже знает о твоем приезде, но он еще болен, и это не позволяет ему прийти к тебе».33 Я поехал вместе с кади навестить эмира. Мы прибыли к нему домой и прошли в обширное приемное помещение (мишвар), большинство покоев которого были деревянные. Затем мы вошли в малый зал с деревянным инкрустированным куполом; стены в нем были обиты разноцветным сукном, а потолок — златотканым шелком. Эмир сидел на шелковой постели: ноги его были укутаны по причине подагры. Эта болезнь распространена среди тюрок. Я приветствовал эмира, и он усадил меня рядом с собой. Сели также кади и факихи. Эмир расспрашивал меня о своем повелителе, царе Мухаммад Узбеке, о хатун Байалун34 — о её отце и о городе Константинополе. Я рассказал ему обо всем этом. Затем были принесены подносы с угощениями: жареные куры, журавли и молодые голуби, пирожки, замешанные на масле, называемые кулича, печенье и разные сладости. Принесли еще другие подносы, на которых были фрукты — очищенные гранатовые зернышки в золотых и серебряных сосудах с золотыми ложками, а часть — в иракских стеклянных сосудах35 с деревянными ложками, виноград-и удивительные дыни. У этого эмира было принято, чтобы кади приходил каждый день в его приемную и садился на место, отведенное для него, а вместе с ним факихи и писцы. Напротив него садился один из главных эмиров и с ним восемь старших тюркских эмиров и шейхов, называемых йаргуджи.36 Люди обращаются к ним с тяжбами. Если дело относится к шариатским, то по ним решение выносит кади, а по другим делам выносят решение эти эмиры. Их решения точны, справедливы, потому что их не заподозрят в пристрастии и они не берут взяток. Мы вернулись в медресе, после того как были приняты эмиром, и он послал нам рис, муку, овец, масло, разные приправы и вязанки дров. Во всей этой стране не знают угля, так же как в Индии, Хорасане и Персии. Но в Китае используют для топлива камень [каменный уголь], который горит, словно древесный уголь, и потом, когда превращается в золу, ее замешивают с водой, сушат на солнце и готовят на этом топливе до тех пор, пока оно совсем не исчезнет.37
Рассказ о достоинствах этого кади и эмира
В одну из пятниц я молился, как обычно, в мечети кади Абу-Хафса, и он сказал мне: «Эмир приказал дать тебе пятьсот дирхемов и устроить угощение, на которое будет израсходовано еще пятьсот дирхемов. На нем будут присутствовать шейхи, факихи и знатные лица. Когда эмир приказал это, я сказал ему: «О эмир, ты устроишь угощение, присутствующие на котором съедят по куску или по два; если же ты отдашь ему все эти деньги, это будет для него гораздо полезней». Он сказал: «Я так и сделаю». И назначил тебе тысячу дирхемов полностью». Затем эмир послал в сопровождении своего имама Шамс ад-Дина ас-Синджари деньги в мешке, который принес его слуга. Стоимость этих дирхемов на магрибское золото равняется тремстам динарам.38 В тот день я купил вороного коня за тридцать пять динаров и поехал на нем в мечеть. Я отдал его цену из той же тысячи. После этого у меня стало много коней. Число моих коней достигло такой цифры, которую я не называю, чтобы не солгать. Число лошадей у меня продолжало возрастать до тех пор, пока я не прибыл в Индию. У меня было много лошадей, но я предпочитал этого коня, ухаживал за ним и привязывал впереди всех лошадей. Он был у меня три года, а когда пал, я был сильно огорчен. Жена кади — хатун Джиджа-ага послала мне сто динаров денег. Её сестра Турабек, жена эмира, устроила пиршество, на которое пригласила факихов и знатных людей города. Этот пир был устроен в построенной ею завии, где кормили приезжавших и уезжавших. Она послала мне соболью шубу и хорошего коня. Она лучшая, праведнейшая и щедрейшая женщина. Аллах да вознаградит ее добром.
Рассказ
Покинув пиршество, устроенное в мою честь этой знатной госпожой, я вышел из завии и в дверях повстречал женщину, одетую в поношенное платье. Голова у нее была закрыта чадрой, с ней были женщины, числа которых я не помню. Она приветствовала меня, на что я ответил, не останавливаясь и не обращая внимания на нее. Когда я был уже на улице, меня догнал кто-то из бывших при этом людей и сказал: «Женщина, которая приветствовала тебя, и есть Турабек-хатун». Я устыдился, услышав эти слова, и хотел вернуться к ней, но узнал, что она уже ушла. Я передал ей привет через одного из ее слуг и извинился за то, что не узнал её.
Хорезмская дыня
Как на востоке, так и на западе [мусульманского] мира нет дынь, подобных хорезмским, за исключением бухарской, за которой следует исфаханская дыня. Кожа ее зеленая, мякоть красная, очень сладкая и при этом твердая. Удивительно, что ее разрезают на куски, сушат на солнце и кладут в корзины, как у нас делают с сушеными фигами (шариха) и малагским инжиром39 и везут из Хорезма в дальние города Индии и Китая. Среди всех сушеных фруктов нет лучше её. Во время моего пребывания в индийском городе Дели, когда прибывали путешественники, я посылал кого-нибудь к ним купить мне сушеной дыни. Царь Индии, если ему привозили даже немного её, присылал мне, так как знал мое пристрастие к ней. Он имел привычку угощать чужеземцев плодами своей страны и этим выказывал свою заботу о них.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Ас-Сара — так Ибн Баттута называет столицу Золотой Орды г. Сарай. Были два города, носившие это имя: Сарай-Бату, старая столица Золотой Орды, названная по имени хана Батыя (1227-1255), и Сарай-Берке, основанный братом Батыя Берке-ханом (1257-1287), куда была перенесена столица при Узбек-хане (1312-1340), очевидно еще до прибытия туда Ибн Баттуты. В исторической литературе эти города известны как Старый и Новый Сарай. Развалины Сарай-Берке (Нового Сарая) находятся вблизи нынешнего поселка Ленинск, Волгоградской области. Этот город был разрушен Тимуром в 1395 |